Глава 7. Поиски возобновляются

Договорившись, что раскопки следует вести систематично, партнеры приступили к работе. Нанятые ими бригады феллахов из соседних деревень по численности колебались между 75 и 175 рабочих. Еще Шлиман в Трое пришел к выводу, что успех раскопок в большей мере зависит от надежных "надсмотрщиков". Картер и Карнарвон наняли трех райсов, которые затем годами оставались с ними: Али Хасан, Мансур Мохаммед-эль-Хасбаш и Мохаммед Абдул-эль-Джаффар.

В течение первых лет работы, бригада вела раскопки в пятнадцати разных местах на территории Фив (включая Карнак, Луксор и западный берег Нила). Для Картера и Карнарвона месяцы сменялись с чередующимися периодами то надежды, то отчаяния. После, казалось, бесконечной цепочки неудач, французский археолог Де Морган наткнулся в одной из пирамид Дашура на склеп, буквально забитый сверкающими драгоценностями. Питри, с другой стороны, исследуя царское кладбище в Абидосе, однажды обнаружил потайной ход в гробницу. Взволнованные рабочие, потратив несколько недель, чтобы тщательно расчистить путь, в результате оказались в центре так называемой "фальшивой" гробницы, построенной для того, чтобы сбить с толку гробокопателей. Еще больше их ошеломил тот факт, что посреди склепа лежала пражская газета, оставленная каким-то прошлым исследователем.

Время летело без каких-либо результатов, и Картер открыто признался, что они с Карнарвоном занимаются "бесполезным трудом".  Лишь иногда их настойчивость вознаграждалась: один раз находкой таблички Карнарвона и, намного позднее, открытием давно разыскивавшейся гробницы фараона Аменофиса  I, правившего в 1560 г. до н. э.  Усыпальницв, как и все остальные, была разграблена еще в древности, но, чтобы убедиться, что им ничего не осталось, Карнарвон и Картер трижды просеивали мусор. Позднее Картер отметил: "Мы очистили  от песка много тысяч кубических метров [Карнарвон называет цифру 11000] и нам нечасто случалось выносить на свет какой-нибудь предмет". Однако Картер не унывал; он решил упорно продолжать начатое дело. Постепенно, он стал просто одержим поисками нетронутой гробницы.

Для древних египтян, из всех компонентов, составляющих человеческую сущность - телесной жизни, разума, тени, имени, сердца, - важнейшим был ка. С тех самых пор, как это слово впервые встретилось в иероглифических текстах и было переведено в первой половине девятнадцатого века, ученые безрезультатно бьются над значением ка. Амелия Эдвардс истолковала ка как "нечто" отличное от тела, то есть неразрывное с телом при жизни, но оставляющее его после смерти, после чего вечно отождествляемое с прежним телом. Душа? Дух? Или же, в современном представлении, личность? А может, доброе имя? Или, как гипотетически предполагают современные эксперименты, аура человека? Немецкий археолого Георг Штайндорф пришел к выводу, что "ка не является, как сейчас принято считать, чем-то вроде эфирного факсимиле или двойника человека. Это, скорее, дух-хранитель или гений". Сами египтяне были глубоко убеждены, что ка - это неупрощаемая сущность человека, и именно поэтому они даже называли гробницу "домом ка". В настенной живописи и скульптуре они прославляли ка в образе  птицы, летящей сквозь бескрайнюю сумеречную зону, отделяющую жизнь от смерти.

После смерти открывались врата во дворец Осириса, властелина потустороннего мира. Душа усопшего вступала в чертог истины, где Осирис, в окружении судей, вершил справедливость. Судьи внимательно слушали, как душа в исповедальне перечисляла сорок два греха. Анубис, шакалоголовый бог, держал весы, на которых Гор, сын Осириса с головой сокола, взвешивал сердце умершего на одной чашке, в то время как на второй лежало перо - символ справедливости и истины. Во мраке восседало страшное существо с головой крокодила, телом льва и задней частью гиппопотама. Если сердце оказывалось тяжелее пера, чудовище набрасывалось на него и пожирало. Если же сердце было легче, Тот, ибисоголовый бог письма и счета, торжественно оглашал решение и записывал его в огромную книгу суда. Ка умершего подводили к Осирису, где оно признавалось годным для путешествия по загробному миру в поисках бессмертия.

Эта история о страшном суде встречается в литературе и религии многих других цивилизаций, включая и нашу. Как и большинство других людей, египтяне создали образец или идеал, достичь которого было невозможно. В жизнь после смерти верили все, и бессмертие считалось гарантированным, пока тело оставалось нетронутым тленом. "Бессмертие тела считалось столь же важным, как и высвобождение души", - писал один служащий Британского музея примерно в то самое время, когда Картер впервые оказался в Египте.

"Египтяне ни в коем случае не воспринимали труп как "износившийся футляр жизни", - писала Энн Герри Уайт, популяризатор археологии перед второй мировой войной. - "По их мнению, этой оболочкой  можно было пользоваться до тех пор, пока она остается в сохранности". Египтяне верили, что смерть не разрывает связи между духом и плотью - оба компонента не могли существовать по отдельности, и малейшее проявление тления лишало душу части ее самой, тогда как полное разрушение тела означало непременную гибель души.

Но как же навсегда остановить тление?  Как сделать так, чтобы ка могло вечно удовлетворять свои потребности? Эти родственные вопросы египтяне пытались решить с помощью мумификации и художественных изображений. Мумифицированная пища не только помещалась в гробнице, но, вдобавок, изображалась на стенах. Кроме того, помещались статуэтки солдат, слуг и рабов, чтобы помогать умершему на том свете. Назывались они ушебти, или "ответчики", поскольку "отвечали" на призывы ка о помощи, когда была на то причина.

Поскольку ка проводило в гробнице вечность, неотрывно от своего неистребимого тела, оно обеспечивалось, помимо прочего, и другими предметами, как то колесница, всяческая утварь, оружие и принадлежности туалета. Ка получало даже игральные доски, далекие предшественники триктрака.

Египтяне бальзамировали своих правителей, жрецов, знать, и вместе с ними погребали множество вещей всевозможных форм и размеров - и золотых, и серебряных, и из сплава, называвшегося электром. �Можно себе представить общее количество всех усыпальниц, мумий и погребенных с ними сокровищ!� - писал в прошлом веке один восторженный исследователь. - �Кладбища Фив, Мемфиса и Абидоса несказанно обогатили музеи Европы и еще не исчерпались. Нераскрытые курганы Среднего и Нижнего Египта, а также неисследованная долина Ливийского хребта, несомненно таят десятки тысяч гробниц, которые еще ждут ученого или неученого грабителя!�

Отсюда следует, что мумификация и религиозные верования были неразрывно связаны, и процесс бальзамирования со временем превратился в священную церемонию. Специальный орден жрецов подготавливал тело, и со временем приобрел глубокие познания в области анатомии, химии, биологии и других наук. Жрецы проводили эксперименты с химическими соединениями,  изобретали хирургические инструменты, и даже обожествили наиболее известного врача своего времени - Имхотепа.

Карнарвон впервые узнал о мумиях в детстве, и , подобно многим другим, разглядывал свою первую музейную мумию со смесью недоверия, изумления, страха и юмора, что, впрочем, свойственно большинству детей. "Лично мне кажется", - писал он будучи впечатлительным юношей, - "что мумии, в лучшем случае, выглядят крайне неприятно". Но тогда Карнарвон еще не имел возможности окунуться в Верхний Египет вместе с Картером, поскольку только так он смог понять, что образ жизни египтян представлял собой, по сути дела, подготовку к смерти.

Есть причина полагать, что точно так же, как климат и религия дополняли друг друга вдоль берегов Нила, то же самое происходило и с искусством бальзамирования. В лишенной деревьев стране, вроде Египта, кремация в массовом масштабе была непрактична. Дров, по крайней мере, явно было недостаточно. Обычное захоронение тоже было отвергнуто еще на самой заре египетской истории. От ежегодного наводнения пустыня начинала цвести. Страбон, греческий географ, путешествуя вверх по реке в 25 г. до н. э., заметил: "Геродот был совершенно прав, когда сказал, что в целом Египет - "дар Нила" ". Без Нила и в самом деле на месте Египта был бы только песок.