В течение нескольких недель жизнь Карнарвона висела на волоске. Долгое время он вынужден был не вставать с кровати, находясь под неусыпным надзором докторов и медсестер, и именно тогда, как часто случается во время противостояния смерти, Карнарвон, наконец, обрел опору в своем доселе бесцельном существовании.

Одной из самых популярных тем для разговоров в конце девятнадцатого столетия  было открытие легендарной Трои Генрихом Шлиманом. Собрав собственными трудами многомиллионное состояние, сын разорившегося пастора забросил свою работу бухгалтером и посвятил все свои средства и остаток жизни археологии. Его действия побудили таких именитых британских ученых как профессор Оксфорда филолог А.Х. Сейс, всенародно осудить чрезмерную увлеченность англичан времен Виктории  спортом. "Почему бы кому-нибудь из состоятельных людей, которых в Англии хоть пруд пруди, не последовать примеру доктора Шлимана?" - негодовал Сейс. - "Почему бы им, вместо того, чтобы тратиться на выведение скакунов и содержание собак, не отдать часть своих состояний науке?  В Англии должно быть один-два таких человека, кому хотелось бы помочь ученым раскрывать загадки древней истории нашей цивилизации".

Тем временем, врачи предупреждали Карнарвона, что с его проблемами дыхания, приобретенными в результате автокатастрофы, любой серьезный приступ гриппа может оказаться фатальным. Чтобы этого не случилось, ему необходимо было избегать сырости и повышенной влажности английской зимы, то есть весьма кстати был бы жаркий сухой климат. Ну а поскольку Карнарвон принадлежал к высшему обществу, ему посоветовали отправиться в Верхний Египет.

По причинам, которые и до сих пор представляются ученым-историкам непонятными, Верхний Египет во второй половине прошлого столетия превратился в нечто, чему британец Х.С. Дейтон дал определение "зимнего курорта для состоятельных англичан".  Примером к этому послужила, скорее всего, леди Люси Дафф-Гордон, которая отправилась пожить в Луксоре, среди развалин Карнака и Фив в надежде вылечиться от туберкулеза, который, подобно гриппу, свирепствовал в Англии того времени.

Леди Люси была мужественной и ослепительно красивой женщиной. Когда врачи намекнули ей, что табачный дым может помочь успокоить ее больное горло, она попробовала сигары, и с тех самых пор курила, не переставая - ни в кресле, ни верхом на лошади. Чопорные англичане викторианской эпохи приходили от этого в ужас и не упускали возможности осудить леди, однако ее эта критика ничуть не беспокоила. Это скорее придавало ей больше чувства независимости.

22 марта 1864 года, в письме своему мужу лдражайшему Алеку╗, которого очень любила, леди Люси поведала о своем первом визите в Долину царских гробниц. лСкалы были раскалены и пламенеющее солнце уже опускалось в Аменти [потусторонний мир древних египтян]╗, - писала она. - лДорога была длинной и на удивление неухоженной - поистине путь по долине смерти╗. День, который она избрала для путешествия, выдался ясный (всего 84░F в гробницах), но сильный ветер вздымал тучи песка. лПыль на ветру просто невыносима╗, - писала леди Люси. - лВсе вокруг, включая солнце, скрыто за пеленой песка╗.

Год спустя ее лПисьма из Египта╗ были опубликованы. Леди Люси описывала Египет как некую волшебную страну, землю фараонов, Моисея и исхода. Книга получила хорошие отзывы таких влиятельных журналов, как лЭдинбург ревю╗ и со временем стала классикой дневников путешественников и выдержала несколько изданий. За это время Верхний Египет стал местом массового паломничества. Для удобства туристов в Луксоре была построена роскошная гостиница лЗимний Дворец╗, своеобразный лХилтон-континенталь╗ своего времени.

Гостиница стояла в каких-то ста ярдах к северу от развалин древнего Луксора и была обращена к Нилу, откуда до входа в долину царей можно было добраться минут за пятнадцать на лодке. Четырехэтажное здание представляло собой чудо архитектуры своего времени: 200 номеров, великолепные сады, гигантская столовая были известны по всему миру. В каждой комнате лЗимнего дворца╗ были необычайно высокие потолки (до 20 футов), причем в каждом номере имелся балкон с видом на Нил. Буквально все в лЗимнем дворце╗ было грандиозно и элегантно: длинные коридоры и огромное главное фойе.[1]

      Смертельно больная леди Люси Дафф-Гордон не дожила до своего полного триумфа. Своей дочери Джанет она как-то сказала, что хотела бы быть похороненной среди лсвоих╗ в Фивах - окружавшие  египтяне давно уже называли ее лвеликой госпожой╗. Однако в последние минуты жизни в каирском госпитале, почувствовав, что никогда больше не увидит любимый Луксор, она попросила, как можно незаметнее похоронить себя на каирском кладбище. Она умерла, когда ей было сорок восемь лет, через четыре года после издания лПисем╗.

      После этого Луксор завоевал всемирную репутацию курорта, хотя, впрочем, еще во времена имперского Рима Цельс отправлял своих зажиточных пациентов восстанавливать здоровье в бодрящий сухой климат Фив. В 1873 году, спустя всего несколько лет после смерти леди Люси, доктор Данбар Уокер с восторгом писал: лСуществует много разных мнений по поводу благотворного влияния климата некоторых местностей на... больных. Своими целебными качествами славятся Ментон, Сан Ремо, Италия, Испания  (особенно южное побережье)..., а также Сицилия, Алжир, Мальта... однако Египет превосходит все остальные зимние курорты, и дает такие результаты, каких невозможно получить ни в одной другой точке земного шара в зимние месяцы╗.

      Другой выдающийся врач, доктор Джон Далраймпл многозначительно заметил: лЕгипет для обессиленного инвалида - то же, что... начало новой жизни╗.

      Таким образом, разрозненные и разбитые части мозаики жизни Карнарвона сложились в новое целое, и в этом немаловажную роль сыграли отцовский интерес к древностям и путешествиям в Долину царей, а также огромная художественная семейная коллекция в Хайклере и собственное увлечение Карнарвона природой, приключениями, романтикой. Его с неожиданной силой потянуло к старым друзьям семьи, вроде сэра Уоллеса Баджа и сэра Ивлина Баринга, что окончательно заставило его погрузиться в египтологию. Сэр Уоллес был смотрителем древностей при Британском музее, а сэр Ивлин - представителем Британии в Египте с 1883 года, где выступал в роли de facto правителя страны в течение последующих двадцати четырех лет.

      Раскопки забытых миров, всяческого рода охота за сокровищами также прельщали азартную натуру Карнарвона.  Шлиман обнаружил золотые сокровища в Трое и Микенах; сэр Остен Генри Лейярд - развалины Ниневии, Нимруда и Вавилона; сэр Артур Эванс - легендарную минойскую цивилизацию. И Карнарвон при удаче мог бы присоединиться к этой выдающейся компании.

      Когда интерес к новому увлечению окреп, он прочел все достойное о работе Бельцони, Берча, Питри и Амелии Эдвардс. Он изучал карты и все, что касалось Египта, Шорх-эль-Мисра. Проявился, наконец, дух ученого, дремавший во время обучения в Итоне и Кембридже. В то же время резко угас интерес к стрельбе и скачкам. Перси Ньюберри, близкий друг и партнер Карнарвона по работе в Египте, позже со смехом вспоминал: лОн говорил, что охотнее нашел бы нетронутую гробницу, чем выиграл дерби[2]╗.

      Карнарвон отправился в Египет в 1907 году, когда был уже физически готов к путешествию. В течение следующих шестнадцати лет он познавал тайны Верхнего Нила. Его здоровье улучшилось, но полностью окрепнуть он так никогда, и не смог, и часто был прикован к постели. Сэр Уоллес Бадж неоднократно восхищался Карнарвоном: лВкус у него безупречный╗, - с восторгом отзывался великий египтолог. - лОн по-мальчишески увлекался археологией╗. Подкованность в сфере деятельности не один раз приносила выгоду Карнарвону. В соавторстве с Говардом Картером он написал лПять лет раскопок в Фивах╗. В Египте он, как и повсюду, сумел завести множество друзей - от паши (верхушка социальной пирамиды) до крестьян-феллахов. Карнарвон не любил политику, и поэтому с уважением относился к настроениям, имевшим хождение среди покоренного народа Египта, которым с фараоновых времен правили персы, греки, римляне, арабы, турки и европейцы (страна принадлежала преимущественно арабам, хотя истинными египтяне оставались только христиане-копты). Время от времени египетские делегации борцов за независимость, отправлявшиеся из Каира в Лондон, находили приют в Хайклере.

      Мать Карнарвона разговаривала с ним как с ребенком исключительно на французском - семейное древо рода восходило к Нормандии - и свободное владение языком располагало к нему египтян, которые в качестве своего lingua franca предпочитали именно французский, а не английский. Когда ллордик╗ (как его ласково называли египтяне) проходил по улицам Каира, Луксора и Карнака его узнавали все по его белой шляпе и прогулочной трости.

      Когда же лето 1922 года начало переходить в осень, Карнарвон понял, что пора сказать Картеру, что поиск сокровищ лучше заканчивать.